У одной моей приятельницы неистощим запас забавных случаев из жизни, которыми она всегда готова насмешить слушателей. Особенно мне нравится один персонаж ее историй – бабушка Сара. Мне кажется, я прям вижу ее, чистоплотную, хозяйственную, такую правильную татарскую бабушку. Так вот она через эту свою правильность не раз становилась героиней смешных ситуаций. Одну из них я вам перескажу от лица той самой приятельницы.

Сара-эби приходилась моему отцу тётей, была младшей сестрой его матери, нашей бабушки. Бабушки уже давно не было в живых, а Сара- эби, разменяв девятый десяток, была деятельна и активна, словно и не несла на своих худеньких плечах почти вековой груз прожитых нелёгких лет. До последнего времени она жила в деревне, держала огород, корову, кур, уток. Вставала ни свет ни заря, весь день что-то делала, хлопотала. Дома у неё был идеальный порядок и чистота, в огороде не то, что на грядках, по линеечке вычерченных, но даже на дорожках не смел ни один сорняк завестись. Старушка была, что называется, с характером. Рано осталась вдовой. Одна поднимала дочь и сына. Командирша та ещё. С возрастом, конечно, стала потише, но прежних привычек не утратила.

Одному Аллаху известно, как дочери удалось уговорить её перебраться к ней в город. Долго она её обрабатывала. Ведь уже страшно было: старенькая, одна в доме, мало ли что может случиться. Вдруг плохо ей станет или по забывчивости газ забудет закрыть.

Короче, распродали хозяйство, перевезли бабушку в городскую квартиру. Здесь и жизнь спокойная, и сама под приглядом, и любимые внучки Алия и Гульнара рядом. Может, и не тосковала бы Сара-эби по сельской жизни, если хотя бы баня была. Но город лишил её и этой маленькой слабости. А уж как она любила париться!

Теперь каждый четверг в доме моих родителей в деревне раздавался телефонный звонок.

– Равиль, – говорила умирающим слабым голосом Сара-эби, – ты прости, но мне ведь уже недолго осталось, свози меня к себе в баню, может, в последний раз…

Отец в пятницу привозил её. Вместе с бабушкой приезжал её личный, отмытый «Белизной» тазик, в нём мешочек с душистым мылом, жёсткой, как наждак, мочалкой, яичным шампунем и целый комплект полотенец. О них следует сказать особо. У бабушки были маленькое, размером с салфетку, полотенце для лица, побольше полотенце для головы, большое – для тела, ещё одно маленькое для ног и махровая простыня. В эту простыню она заворачивалась после всех банных процедур (сил-то не было одеваться) и шла в таком виде до дома.

В ту субботу народу в доме собралось, как никогда, много. Стоял тёплый солнечный октябрьский день. Все высыпали во двор. Мы с сёстрами и женщинами-родственницами трясли подушки и перины, мужчины что-то чинили в машине.

К полудню баня была готова, и, как всегда, первая пошла мыться Сара-эби. Моей обязанностью было парить старушку. Обязанность, прямо скажем, не из лёгких, поскольку, невзирая на преклонный возраст, бабушка любила париться долго и сильно. К моему заходу парная походила на раскалённое жерло вулкана, и я, боясь разогнуться в полный рост, чтоб не обжечь голову, изо всех сил принималась хлестать веником маленькое старушечье тело. «Ещё! Ещё!» – требовала бабушка. Я уже, бывало, выдохнусь, а ей всё мало. Пулей выскочу из этого ада, не могу отдышаться на свежем воздухе, а из бани ещё долго то и дело слышится шипение плескаемой на каменку воды и скрип открываемой и закрываемой двери в предбанник, куда старушка выходила отдохнуть и попить чаю.

В этот раз я тоже исполнила свою святую обязанность и вернулась к женщинам. Работали мы дружно, громко переговаривались, смеялись. Тут дверь бани распахнулась. Сара-эби вышла. При виде неё весь двор мгновенно затих. Мужики с головой нырнули в капот, женщины попрятали глаза, уткнувшись в работу. В машине радостно играло радио. Старушка медленно шествовала по двору, с головой закутанная в полотенце, которое едва прикрывало ей спину. На всеобщем обозрении были и её худенькие ножки в больших блестящих калошах, и походившая на печёное яблоко филейная часть. Кто отвернулся, кто опустил глаза в землю. Все молчали. Оскорблённая таким невниманием к её уважаемой персоне Сара-эби, дойдя до крыльца, развернулась и с укоризной произнесла: «А русские в таких случаях говорят «С лёгким паром!» и важно скрылась за дверью.

Стоило ей закрыться, как мы сложились пополам от смеха. До слёз, до колик в животе!

А что было с ней! Ведь напротив двери стояло трюмо, и она, конечно, тут же увидала себя в нём во всей красе. От стыда она до вечера лежала, укрывшись с головой одеялом. Лишь клятвенные уверения моей мамы и тёток, что никто на неё не смотрел и даже не заметил, как она шла по двору, кое-как подняли бабушку с постели. Чтобы загладить свою невольную вину перед ней, её окружили небывалым вниманием и заботой, чем только усугубили её неловкость. И за ужином она была крайне неразговорчива и сердита. А я, когда пошла в баню собирать её банные принадлежности, увидела нетронутую, аккуратно сложенную в уголочке пресловутую простыню, за которую бабушка приняла банное полотенце.

Айгуль ШАЯХМЕТОВА.